О приусадебном хозяйстве в деревнях-центрах кустарного производства стекла (на примере Ильянской Гуты)

Введение

Данная работа выполнена в рамках проблемного поля аграрной истории – дисциплины, возникшей на стыке исторической науки и сельскохозяйственной экономики и изучающей аграрные отношения и особенности сельского хозяйства в прошлом. Согласно действующему рубрикатору ГРНТИ она может быть отнесена к разделам «сельское и лесное хозяйство» (68.00.00) и «экономическая история» (06.43.00).

Рассматривая характеристику крестьянского хозяйства XVIII столетия, исследователи практически не уделяют внимания особому типу деревень, сформировавшихся при гутах – местах кустарного производства стекла, в котором часто бывали задействованы крепостные крестьяне. Зачастую историки и экономисты ограничиваются лишь краткими, традиционными для советской исторической школы указаниями на то, что работники этих примитивных мануфактур нещадно эксплуатировались, жили весьма бедно и собственного хозяйства практически не имели [2, C.127; 11]. Лишь в одном случае в качестве аргумента приводятся сведения по Гуте Близнова (Виднова) в 4 км от с. Смолевичи Новоместской сотни Полка Стародубского. Гутники – три бобыля – жили в трех хатах и не имели пахотной земли. Хозяйство их состояло лишь из 3 коров и 1 свиньи. Эта гута, основанная в 1767 г. была весьма невелика как по объемам производства, так и по числу жителей, но В.М. Пусь полагает, что хозяйство её отражает характерные особенности всех гут [11]. Попытаемся выяснить так ли это на самом деле?

Материал и методика

Наше исследование базируется на комплексном анализе с одной стороны существующих письменных источников в библиотеках и архивах и, с другой стороны, коллекции остеологического материала, собранной на месте деревни Ильянская Гута (653 кости преимущественно домашних животных). Используемые методы исследования: сбор фактов, анализ и синтез, исторический и логический методы, графический метод, микроэкономический метод, а также специальные методы – археозоологический и компаративный. Морфометрия домашних животных производилась по стандартной методике, использовались определители фауны по костям скелета [16].

Обсуждение и результаты

Если говорить о земледелии и хлеборобстве, то действительно есть немало свидетельств, что такая деятельность обитателям деревень при гутных заводиках была чужда. Но причиной служила не столько занятость взрослых мужчин на производстве, а уж тем более не бедность населения. В первую очередь это были приречные песчаные почвы с крайне низкой плодородностью. Размещение же гутных деревень на песчаных грунтах в заболоченных приречных низинах было обусловлено особенностями технологического процесса производства стекла, для которого требовались песок и близость к воде. Например, в земельных дачах Старой и Новой Гут в Новгород-Северском полесье вся пашня состоит из сыпуче-песчаных и песчано-припадливых (подзолистых с тонким плодородным слове – авт.) земель. Заметим, что пески представлялись крестьянам все же урожайнее припади: «на песку хоть маленький хлеб да уродит, а на припади сам Бог не угодит». [13, С.34-36]. В Старой и Новой Гутах «жители вовсе не имеют упражнения в хлебопашестве по причине неспособности здешней к тому земли» [9]. Такова ситуация и на других гутах, например, в с.Протопоповке, возникшем из бывшей здесь в конце XVII в. гуты [6]. Почвы до сих пор остаются серьезной проблемой для развития сельского хозяйства в лесной зоне – например в Псковской области [10].

Аграрная деятельность не становилась основной для жителей гутных поселений и после свертывания производства стекла. Гутные деревеньки превращались в центры сельского ремесла. Так, например, в д. Баранова Гута (Могильницкая Гута, Барановка) из 34 дворов после закрытия гутной посуды, жители обратились к производству деревянной посуды [6]. В возникшей из гуты, основанной в 1704 г. по дозволению Мазепы, слободе Лосевка по прекращению стеклоделия местные жители «лучшую свою имеют корысть от горшков, которые сами делают и возят в поближния селения и меняют на хлеб, в отсып». [14, C.353]. В Новой и Старой Гутах недалеко от Глухова, поселенных полтавским полковником Василием Кочубеем в первой половине XVIII в., промыслом, приносящим пропитание и прибыль после закрытия кустарных стекольных заводов, стало винокурение. Покупая хлеб в русских деревнях, украинские жители бывших гут производили «хлебное вино», сбывая его покупателям в Севск, Глухов и другие места [6]. «Прочие же обыватели, не имеющие винного промысла, зарабатывают у тех, кои вино цедят, нанимаются под фуры с вином и занимаются бондарным ремеслом» [13]. Все сказанное вновь подтверждает, что на низкую аграрную активность влиял не производственный, а именно природно-ландшафтный фактор.

У с. Илья Вилейского района Республики Беларусь со второй половины XVIII в. располагалась гута, основанная польским графом Сологубом, а затем несколько раз переходившая в новые руки [12, C.88-90]. Она принадлежала к числу магнатских предприятий, на которых работали крепостные крестьяне. Архивных источников с описанием конкретно сельского хозяйства обитателей Ильянской Гуты найти не удалось, однако достаточно объективную информацию о животноводстве и промыслах крестьян Ильянской Гуты мы смогли получить иным путем. В 2016-2017 гг. на территории производственной зоны Ильянской Гуты под руководством П.С. Курлович были проведены археологические раскопки (Рис.1). Помимо фрагментов стекла и стеклянных изделий, различного инвентаря и круговой гончарной керамики (горшки, миски) была собрана представительная коллекция остеологического материала [5]. Это следы обедов работников гуты (они могли брать пищу с собой из дому, либо в определенное время им приносили её члены семьи, не задействованные в производственном процессе). По этим кухонным остаткам можно судить как о благосостоянии работников, так и о составе стада в их дворовых хозяйствах.

Рис.1. Исследование Ильянской Гуты.

Весь материал в совокупности составляет 653 кости и их фрагмента. Большая часть сильно раздроблена, а 210 несут сильные следы воздействия огня – от состояния обугденности и прокала до состояния кальцинированной кости. Костей мелкораздробленных, как и пострадавших от огня так сильно, что невозможно определить их видовую принадлежность в коллекции имеется 307 экземпляров (в их числе 187 побывавших в огне и 120 нетронутых огнем осколков, преимущественно – мелких фрагментов расколотых диафизов и ребер). Возможно часть кухонных остатков, чтобы не засорять рабочее место, после обеда сжигали в жаркой топке склярной печи.

Определимых до вида костей в коллекции 346 экземпляров (среди них 23 кальцинированных), информация о них сведена в Таблицу 1. Распределение остеологического материала по 20-сантиметровым пластам относительно равномерное – в верхнем пласте 1 встречено 182 кости, в среднем втором 220 и в нижнем третьем – 62 кости, а также 199 фрагментов костей молочного поросенка, сосредоточенных в компактном скоплении, залегавшем без анатомических связей на площади едва превышавшей квадратный метр – явные следы трапезы. Морфометрические данные коллекции, ввиду сильной раздробленности материала, очень невелики по объему. Они приведены в Таблице 2. По сообщениям письменных источников, коровы и овцы в России были некрупными, особенно в лесной зоне [7]. Наше исследование в целом эти сведения подтверждает.

Таблица 1. Определимые костные остатки из Ильинской Гуты.

(в колонке «свинья» в скобках дано количество костей молочного поросенка)

Таблица 2. Морфология частей скелета домашних животных Ильянской Гуты

На костях крупного рогатого скота наблюдаются следы разделки туш с применением топора. Так, плечевая кость коровы имеет наискось разрубленный дистальный эпифиз. Разрублен вдоль и один из позвонков. На диафизах лучевой и бедренной костей имеются зарубки, а также нарезки, (последние образовались уже при снятии мяса железным ножом). Свинина и баранина разделывались только с помощью ножа – следы рубки костей в изученном материале отсутствуют, зато на бедренной кости и ребрах свиньи прослежены следы срезания мяса железным ножом. Большинство диафизов преднамеренно были расколоты в кулинарных целях. Отметим, что у всех животных отсутствуют копытные фаланги, закономерно не попадавшие в пищу. Кроме того, совершенно нет костей черепа коровы, очень мало овцы, тогда как головы свиней использовались в изобилии (возможно для приготовления студня?).

О возрастном составе стада можно сказать немногое. Малочисленные кости крупного рогатого скота (Bos taurus) принадлежат взрослому животному с полностью сросшимися эпифизами и диафизами длинных костей. Возможно под нож по какой-то веской причине (например, старость) пошла дойная корова. Овцы (Ovis aries) – вероятно овца русская обыкновенная – шли в пищу в разном возрасте: в коллекции имеются кости и ягнят, и молодых (в т.ч. фрагмент левой альвеоляры нижней челюсти с прорезающимся третьим моляром – возраст около полутора лет) и вполне взрослых особей.

Сходна ситуация и со свиньями (Sus domestica). В фрагменте нижней челюсти свиньи еще не прорезался последний коренной зуб, что говорит о годовалом возрасте. О возрасте в 1-1,5 года говорят и несиностезированные стыки диафизов и эпифизов длинных костей. Действительно, забой свиньи, если это не свиноматка, экономически оправдан в указанном возрасте, когда животное прекращает быстро набирать вес, продолжая поглощать тот же объем корма [1]. Но присутствует в коллекции и проксимальная часть большой берцовой кости со сросшимися диафизом и эпифизом, пораженная остеоартрозом и принадлежащая взрослому животному. Съеденный мастерами молочный поросенок является свидетельством не расточительности, а скорее напротив – весьма экономной жизни. Дело в том, что часто поросят рождалось больше, чем крестьяне оказывались в состоянии прокормить на вырост. В таких случаях молочных поросят забивали к моменту перехода их на «взрослый» рацион. Такая логика действий крестьян нечерноземной лесной полосы закономерна и неизбежна ввиду дефицита кормов, тогда как на черноземных территориях левобережья Днепра, поросят забивать было непринято: это осуждалось как расточительность и «барство». На юге подобное действительно могли позволить себе лишь богатые люди, не нуждающиеся в заботах о надежном повседневном источнике пропитания и о возможных доходах с последующей продажи выращенной свинины и сала. Налицо резкие отличия в менталитете и культуре повседневности у крестьян в общем-то соседних экономических регионов.

Дикий кабан (Sus scrofa) (судя по плотности и другим особенностям компакты костей, мы имеем дело именно с диким животным) представлен взрослой особью. В правой альвеоляре нижней челюсти присутствуют вполне сформировавшиеся и частично стертые последние коренные зубы. Наличие трех костей дикого кабана свидетельствует, что жителям гуты, как и другим крепостным крестьянам, вовсе не был чужд эпизодический охотничий промысел [8] – тем более что окружающий ландшафт весьма характерен для местообитания кабанов.

Единственный нижний третий премоляр собаки (Canis familiaris) попал в культурный слой, по всей видимости, случайным образом, но он, тем не менее, свидетельствует о наличии некрупных дворовых собак у гутных крепостных крестьян. Интересно, что на костях коллекции почти не наблюдается собачьих погрызов – за исключением нескольких обломков.

Кости курицы (Gallus gallus) принадлежат уже взрослым, но не очень крупным птицам.

Соотношение численности костей по видам животных, отчасти отражающее состав и структуру стада представлено в диаграмме (Рис.2). Остатки поросенка не учтены, как имеющие несистемный характер.

Рис.2. Соотношение численности домашних животных в Ильянской Гуте (по минимальному количеству костей, без учета костей молочного поросенка)

Видно, что доминирующее положение занимает мелкий рогатый скот и свинья – животные более неприхотливые к кормам. Следует также учитывать, что мы совершенно не можем по археозоологическим  материалам судить о доле лошади в стаде Ильянской Гуты, поскольку её местные крестьяне, в отличие от жителей северских земель, в пищу не употребляли. При этом лошадь, конечно, присутствовала в стаде, будуч основной тягловой силой.

Сравним полученные сведения с тем, что мы знаем о животноводстве в хозяйствах крепостных крестьян на сопредельных территориях. В сходной по природным условиям Калужской провинции на тягло (2 работника: мужчина и женщина) приходилось по 2 лошади, 1-2 коровы, 4 овцы и 1 свинье [7, C.105], причем коровы преимущественно давали молоко в течение нескольких лет, а не шли под нож быстро, как свиньи и овцы.

Выводы

Основываясь на полученных данных, мы можем утверждать что, невзирая на расположение своих населенных пунктов на неплодородных неугодьях мало пригодных для земледелия и выпаса скота, гутные крестьяне не были заметно беднее других крепостных. Структура их хозяйства в целом отличалась от таковой у типичных крестьян-земледельцев, хлеб они покупали или выменивали на продукцию своего ремесла, однако домашний скот и птица ими выращивались в достаточном количестве и использовались для обеспечения пропитания, в том числе и на рабочих местах в гуте.

Полученные сведения могут быть полезны не только для уточнения деталей истории сельскохозяйственной экономики, но и для развития сельского (аграрного) туризма, популярность которого постоянно растет [2; 4] в том числе благодаря росту глобализации [15]. Важной достопримечательностью, привлекательной для туристов, могла бы стать, например, гутная деревня – скансен — с реконструкцией повседневного быта крепостных крестьян и старинных производственных процессов. Можно было бы предлагать туристам не только наблюдать, но и самим на время погрузиться в другую эпоху, получая совершенно непривычный опыт. При этом, учитывая особенности расположения гутных промыслов, не наносился бы ущерб землям, включенным в современный сельскохозяйственный оборот.